ХАЛАФСКАЯ КУЛЬТУРА
Феномен халафской культуры по праву считается ярким явлением в археологии дописьменной Месопотамии. Датируемая второй половиной V-IV тыс. до н. э., халафская культура, отчасти синхронная самаррской, явилась на смену хассунской и предшествовала Убейду. Она охватила значительную территорию от бассейна Тигра до правобережья Евфрата. Влияние ее распространялось от северо-западного Ирана и Закавказья на востоке до поселений в районе Алеппо и Рас Шамры у Средиземного моря на западе. Основной областью распространения Халафа являлась Джезира (Perkins, 1949, p. 43; Мунчаев, 1997, с. 5; Амиров, 1999, с. 236). В Ассирийской степи находится наибольшее количество памятников халафской культуры. К сожалению, эти памятники изучены весьма неравномерно.
На севере Месопотамии изучение доисторических памятников не отличалось интенсивностью, вплоть до работ М. Мэллоуэна в 1930-е гг. трудно привести примеры значимых исследований. Еще до Первой мировой войны, в 1911-1913 гг., барон М. фон Оппенхейм проводил раскопки дворца арамейского города Гузана (Телль Халаф), у фундамента которого он обнаружил образцы особой керамики, но ее стратиграфическую привязку тогда установить было невозможно. Фрагменты получили рабочее обозначение «халафских» (см.: von Oppenheim, 1943). Одновременно с ним другой немецкий исследователь Э. Херцфельд провел раскопки на территории крупного исламского города Самарры, где наткнулся на следы древнего поселения или некрополя. Там были также обнаружены фрагменты особой керамики, стратиграфию которой тогда установить не удалось, и она получила название «самаррской» (см.: Herzfeld, 1930). Уже после войны, в 1927-1929 гг., М. фон Оппенхейм возобновил раскопки Гузаны, однако это не привнесло ясности в отношении халафской керамики.
Халафская керамика — один из важнейших источников для реконструкции различных аспектов культуры той эпохи. Изделия этого времени, несомненно, более качественны по составу глины, обжигу и оформлению, чем в предшествующие периоды. В противовес архаичным тяжеловесным сосудам с грубой орнаментацией из насечек или налепов распространяются более легкие изделия разнообразных форм, украшенные полихромной росписью. Характерными особенностями высококачественной халафской керамики являются равномерный обжиг, тонкостенность, качественное лощение, использование глянцевитых росписей красного или черного цвета, наносимых на желтоватый фон (Amirov, Deopeak, 1997). В большинстве случаев орнамент был геометрическим: использовались прямые линии, зигзаги, треугольники, перекрестная штриховка, орнамент в виде «шахматной доски» (Богословская, 1972, с. 6-9). Также встречаются изображения людей, животных, растений.
На протяжении всей халафской эпохи формы керамики и технологии ее изготовления, приемы орнаментации менялись. Кроме того, в керамическом производстве выявлены региональные традиции (Мелларт, 1982, с. 113-115; Амиров, 1994; Akkermans, Schwartz, 2003, p. 133-139; Spataro, Fletcher, 2010 и др.). Наибольшей натуралистичностью обладали ранние образцы. На них попадаются полнофигурные изображения животных: быков, баранов, леопардов, онагров, оленей, змей, скорпионов, птиц. В ряде случае на сосудах рисовали лишь головы рогатых животных — быков и баранов. Встречаются фрагменты с силуэтами людей: женщин за каким-либо занятием и мужчин с оружием. Растения, деревья и цветы переданы схематично. Часто сосуды имели своеобразные фризы из геометрических фигур.
В среднехалафское время появляются более сложные формы с кремовой обмазкой и заостренным отогнутым венчиком. Натуралистичные изображения практически исчезают, орнамент в виде голов рогатых животных превращается в стилизованные букрании; распространяются тщательно разработанные композиции из геометрических фигур.
На поздних этапах обычным типом посуды становятся полихромные тарелки с проработанным орнаментом, в центральной части — в виде розетки или мальтийского креста.
Изображения кошачьих хищников, быков, баранов, птиц, змей, скорпионов и других представителей местной фауны указывают на круг видов, имевших наиболее важное значение в мировосприятии северомесопотамских общин того времени. Особое место в этом ряду занимали крупные рогатые животные, свидетельством чему является широкое распространение букраний. Истоки этой традиции, вероятно, восходят к изображениям быков и особому отношению к их черепам и костям, известным еще с докерамического неолита. В целом фаунистический набор того времени характерен для Месопотамии. С древнейших времен особую роль в мировосприятии местных общин играли рогатые животные, онагры, кошачьи хищники, птицы, змеи и скорпионы. Постепенно эти мотивы исчезают, что, вероятно, было связано с увеличением объема керамического производства и некоторой его стандартизацией.
Керамика имела разнообразное применение — для приготовления пищи, хранения припасов и жидкостей, использования в разнообразных магических действиях, в погребениях. Многие изделия, найденные в захоронениях, намеренно повреждались, что предположительно было связано с «ритуальным разбиванием», на что указывала Дж. Оутс (Oates, 1978, p. 119).
Известно, что распространение халафской культуры в Северной Месопотамии сопровождалось не только появлением совершенно оригинальной расписной керамики и орнаментированной своеобразной пластики, но и заметным изменением архитектурной традиции. Вместо характерных для хассунской культуры многокомнатных домов прямоугольного плана в восточной части халафского ареала господствующей формой архитектуры становятся округлые в плане однокомнатные дома типа толоса с примыкающими к ним прямоугольными постройками, обнаруженные при раскопках Телль Арпачии, Ярым Тепе и других памятников. Вместе с тем, в юго-западной части халафского ареала доминируют постройки прямоугольного плана.
До сих пор в научной среде ведутся ожесточенные споры о времени и исходном очаге распространения Халафа. В публикациях часто можно встретить расхождения по абсолютным датам ряда месопотамских культур. Например, для обозначения хронологических рамок Халафа, П. М. М. Г. Аккерманс, автор раскопок Саби Абияда, использует даты около 5900–5300 гг. до н. э. (калибр.) (Akkermans, Schwartz, 2003, p. 115), то есть примерно начала — середины VI тыс. до н. э. В то же время, в отечественных публикациях эту культуру принято датировать концом VI — первой половиной V тыс. до н. э. (не калиб.) (см.: Мунчаев, Мерперт, 1981, с. 263-265). Нет единого мнения среди ученых и в отношении поздненеолитического (см., например, Akkermans, Schwartz, 2003; Spataro, Fletcher, 2010) или энеолитического характера халафской культуры (см., напр.: Charvát, 2008).
Аннотированная библиография
- Амиров Ш. Н. Морфология керамики халафской культуры Северной Месопотамии (по материалам поселения Ярым-тепе II). Автореф. канд. дис. М., 1994.
В работе Ш. Н. Амирова, защищенной как кандидатская диссертация, предложена унифицированная система формализованного описания морфологии халафской расписной керамики, которая позволяет датировать материалы из любых халафских поселений (в относительных величинах) на основании единого списка признаков и процентного распределения морфологических групп керамики. Краткое изложение результатов этой работы нашло отражение в статье:
- Amirov Sh. N., Deopeak D. V. Morphology of Halafian Painted Pottery from Yarım Tepe 2, Iraq (Using Computerized Share Analysis) // Baghdader Mitteilungen. Mainz, 1997. Bd. 28. S. 69-85.
где также отмечалось, что халафская керамика — один из важнейших источников для реконструкции различных аспектов культуры той эпохи. Изделия этого времени, несомненно, более многочисленны и прогрессивны в технологическом и художественном плане, чем в предшествующие периоды. В противовес архаичным тяжеловесным сосудам с грубой орнаментацией из насечек или налепов распространяются более легкие изделия разнообразных форм, в том числе — относительно сложных для изготовления. Характерными особенностями также являлись более равномерный обжиг, тонкостенность, качественное лощение, использование глянцевитых росписей красного или черного цвета, наносимых на желтоватый фон. На протяжении всей халафской эпохи формы керамики и технологии ее изготовления, приемы орнаментации менялись; также, несомненно, имеются региональные отличия.
- Амиров Ш. Н. Топография археологических памятников хабурских степей Северной Месопотамии V-II тыс. до н. э. // Вестник древней истории. 2000. № 2. С. 30-46.
Статья представляет топографический анализ халафских и современных им самарских и раннеубейдских памятников хабурских степей Северной Месопотамии, открытых, в том числе, разведками Ш. А. Амирова. В раскопках Телль Хазны II автор принимал непосредственное участие.
Антонова Е. В. Месопотамия на пути к первым государствам. М., 1998. С. 12-34.
- Антонова Е. В. Признаки высокого социального статуса в Месопотамии V-IV тыс. до н. э. // Вестник древней истории. 1998. № 3. С. 3-15.
- Богословская Н. Ф. К проблеме сложения халафской культуры // Советская археология. 1972. № 2. С. 3-16.
Один из первых обзоров на русском языке ареала распространения, характерных черт, хронологии халафской культуры и ее взаимодействия с другими традициями. Центральным рассматривается вопрос о происхождении Халафа. Особое внимание автор уделяет изобразительным мотивам и формам керамической посуды, а также скульптурной пластике. Вслед за Дж. Мэллартом, под впечатлением от открытий в Чатал-Хёюке, Н. Ф. Богословская видит истоки Халафа в неолитических и раннеэнеолитических традициях Анатолии. Статья основана, главным образом, на публикациях зарубежных исследователей, но также включает материалы советских археологов, работавших на Кавказе и начавших к тому времени исследования в Северном Ираке.
Корниенко Т. В. Первые храмы Месопотамии. Формирование традиций культового строительства на территории Месопотамии в дописьменную эпоху. СПб., 2006. С. 110-132.
Корниенко Т. В. К вопросу о культовых постройках халафской культуры // Российская археология. 2001. № 3. С. 5-17.
Автор отмечает, что публикации раскопок Телль Арпачии, Тепе Гавры, Телль Асвада (район р. Балих), Ярым Тепе II, Телль Саби Абияда и ряда других памятников послужили основанием для развертывания дискуссии о вероятности и особенностях существования культовых построек на раннеземледельческих поселениях в халафскую эпоху. После подробного анализа доступных материалов Т. В. Корниенко приходит к выводу, что сакрально защищенные участки Ярым Тепе II и Телль Арпачии (наиболее подробно к тому времени раскопанных халафских памятников), имея свои особенности в оформлении и проведении ритуальной деятельности, по функциональным характеристикам во многих отношениях представляются далекими прототипами монументальных храмовых комплексов, которые, как известно, служили не только религиозным целям, но также выполняли роль центров организации хозяйственной деятельности и управления делами общины первых городов-государств Двуречья.
- Мерперт Н. Я., Мунчаев Р. М. Погребальный обряд племен халафской культуры (Месопотамия) // Археология Старого и Нового Света. М., 1982. С. 28-49.
Важнейшие свидетельства социальной структуры, обычно представленные в материале погребений, в халафскую эпоху неоднозначны: погребальный инвентарь редок и незначителен. К исключениям можно отнести находки на памятнике Ярым-тепе I, где в халафское время на месте бывшего хассунского поселения находился некрополь обитателей соседнего памятника Ярым-тепе II. Эти уникальные для Халафа материалы подробно представлены и проанализированы в статье. Среди других выделяется погребение в овальной яме с входным коридором и ступенями, где были обнаружены исключительно богатые дары: два алебастровых сосуда и многочисленные фрагменты глиняных, около двухсот астрагалов газелей, череп быка и гематитовое навершие булавы. На самом поселении Ярым-тепе II было обнаружено погребение ребенка в сосуде, сопровождаемое обсидиановыми бусинами, глиняными и каменными сосудами, фрагментами двух подвесок и каменной печатью.
- Мунчаев Р. М. Ярымтепе II: к изучению архитектуры Северной Месопотамии V тысячелетия до нашей эры // Российская археология. 1997. № 3. С. 5-19.
В результате работы советской экспедиции было установлено, что основной формой жилой архитектуры во все периоды существования Ярым Тепе II являлся круглый однокомнатный дом с куполообразным и реже плоским перекрытием (диаметром от 3,5 до 5,5 м). В единичных случаях можно утверждать, что вскрытые остатки прямоугольных построек также относятся к жилым сооружениям. Хозяйственные же строения могли иметь как округлый, так и прямоугольный план. Кроме того, на Ярым Тепе II функционировали, по всей вероятности, и специальные культовые сооружения.
- Мунчаев Р. М., Мерперт Н. Я., Бадер Н. О., Амиров Ш. Н. Телль Хазна II — раннеземледельческое поселение в Северо-Восточной Сирии // Российская археология. 1993. № 4. С. 25-42.
Предварительный отчет об исследовании российских археологов на Телль Хазне II — одном из довольно редких халафских памятников, расположенных в нижнем течении Хабура.
- Мунчаев Р. М., Мерперт Н. Я. Раннеземледельческие поселения Северной Месопотамии. М., 1981.
Для понимания в целом проблемы становления и эволюции производящих форм экономики на территории Двуречья, а также связанных с этим аспектов социального и духовного развития раннеземледельческих сообществ Северной Месопотамии большое значение имеют регулярные исследования отечественной археологической экспедиции в Синджарской долине в Ираке, начатые в 1969 г. Раскапывавшийся в рамках этой программы памятник Ярым Тепе II до сих пор остается наиболее широко изученным поселением халафской культуры.
Данный памятник, находящийся в иракской части Джезиры (в районе г. Мосул), в центре ареала Халафа, содержит насыщенные остатками архитектуры халафские слои. В северной части холм почти смыкается с Ярым Тепе III, в халафском уровне которого также исследовались остатки архитектуры. Ярым Тепе II находится на правом берегу ручья Джубара Дяряси, который наполовину разрушил его. Останец телля достигал в длину (с севера на юг) 120 м, а в ширину — 25-40 м.
Раскоп на Ярым Тепе II был заложен в центральной части холма и доведен до материка на площади около 500 кв. м. Мощность халафского слоя составила 7 м. На памятнике было выделено 9 строительных горизонтов, и все они принадлежат халафской культуре. Авторы раскопок сообщают, что два верхних строительных горизонта поселения Ярым Тепе II оказались почти целиком уничтожены. В сильной степени был также разрушен и третий строительный уровень. Сохранность нижних слоев, особенно древнейших, сравнительно лучше (Мунчаев, Мерперт, 1981, с. 165). Книга содержит подробный отчет о раскопках, анализ полученного при исследовании Ярым Тепе I и Ярым Тепе II материала, в том числе в приложении представлены данные палеоботанических и палеозоологических лабораторных исследований, а также обзор древнейшей металлургии Месопотамии.
Excavations at Tell Sabi Abyad / Ed. by Peter M. M. G. Akkermans. BAR International Series 468. — Oxford, 1989.
Tell Sabi Abyad — the Late Neolithic Settlement. Report on the Excavations of the University of Amsterdam (1988) and National Museum of Antiquities Leiden (1991-1993) in Syria. Vol. I-II / Ed. by Peter M. M. G. Akkermans. Nederlands: Historisch-Archaeologisch Instituut te Istanbul, 1996.
Телль Саби Абияд расположен в Северной Сирии — в долине Балиха, притока Евфрата, недалеко от сирийско-турецкой границы, в маргинальной зоне устойчивого неполивного земледелия. На поселении выделяется 11 строительных горизонтов, представляющих непрерывную культурную последовательность (за исключением промежутка между нижними 11-м и 10-м слоями) и отражающих развитие материальной культуры в халафское и предшествовавшее ему время. Мощность культурного слоя достигает 8 м, но исследован он неравномерно. Авторы монографий предоставляют общие сведения о поселении, раскопочной стратегии, периодизации культурного слоя (относя уровни 1-3 к раннехалафскому времени), таблицы радиокарбонных дат, картину развития ландшафта исследуемого региона в четвертичный период. Отдельные главы посвящены архитектуре, погребениям, керамической коллекции, печатям и их оттискам на глине, анализу полученного при раскопках остеологического материала, кремневому и обсидиановому инвентарю, мелкой антропоморфной и зооморфной пластике.
Подробную рецензию на русском языке на книгу Tell Sabi Abyad — the Late Neolithic Settlement. Report on the Excavations of the University of Amsterdam (1988) and National Museum of Antiquities Leiden (1991-1993) in Syria см.:
- Амиров Ш. Н. Рец. на кн.: Tell Sabi Abyad the Late Neolithic Settlement. Report on the Excavations of the University of Amsterdam (1988) and National Museum of Antiquities Leiden (1991-1993) in Syria. Vol. I-II. Edited by Peter M. M. G. Akkermans. Nederlands Historisch-Archaeologisch Instituut te Istanbul. 1996. 566p // Российская археология. 1999. № 2. С. 233-237.
Давая высокую оценку работе зарубежных коллег, Ш. Н. Амиров отмечает, что характер культурного слоя Телль Саби Абияда с халафской керамикой пока не совсем ясен. Несмотря на то, что отмечен набор безусловно халафских артефактов, целый ряд характерных черт этой культуры пока не зафиксирован на памятнике. По мнению Ш. Н. Амирова, самая высокая концентрация халафских поселений отмечена в Ассирийской степи, а самые ранние из известных сегодня халафских материалов происходят из нижних уровней Телль Арпачии. По мере продвижения на запад концентрация халафских поселений постепенно уменьшается, что заметно уже в Хабурском регионе. В целом халафский материал из Телль Саби Абияда, как считает Ш. Н. Амиров, по сравнению с более восточными халафскими поселениями, выглядит несколько провинциально (Амиров, 1999, с. 236).
Akkermans P. M. M. G., Duistermaat K. Of storage and nomads. The sealings of Late Neolithic Tell Sabi Abyad, Syria // Paléorient. 1997. Vol. 22/2. P. 17-44.
Akkermans P. M. M. G., Duistermaat K. More seals and sealings from Neolithic Tell Sabi Abyad, Syria // Levant. 2004. Vol. 36. P. 1-11.
В статьях дается развернутая публикация собранных в ходе раскопок Телль Саби Абияда печатей и их оттисков на глине. На основе корреляции ряда признаков делаются обоснованные выводы относительно их планиграфического распределения, функциональной специфики, а также о значении такого рода находок в определении социальной организации общества.
- Akkermans P. M., Schwartz G. M. The Archaeology of Syria: From Complex Hunter Gatherers to Early Urban Societies (ca. 16,000 — 300 BC). Cambridge, 2003.
Медные изделия на территории Северной Месопотамии появляются достаточно рано, что позволяет некоторым ученым рассматривать Самарру и Халаф в качестве энеолитических культур, однако, однако авторы данной монографии полагают правильно относить их к неолиту. Во многих своих работах П. М. Аккерманс указывает на сирийскую Джезиру как очаг распространения Халафа. Исследователь склонен рассматривать неолитические общества Сирии (к которым он относит и Халаф) скорее как результат долговременных контактов и преемственности среди местного населения, чем объяснять их возникновение стремительным хозяйственным прогрессом или приходом новых групп людей. Помимо Телль Саби Абияда в рамках Балихского проекта голландской экспедицией были исследованы еще несколько халафских теллей, в том числе Телль Дамишлийя. При анализе полученного в районе Балихской долины материала авторы раскопок пытаются проследить формирование здесь протохалафской/раннехалафской традиции при опоре на местную неолитическую керамику и самаррские импорты.
В юго-западной части халафского ареала доминируют постройки прямоугольного плана. Наиболее яркие примеры неординарной архитектуры халафского времени, по мнению авторов книги, представлены так называемым «Сгоревшим домом» на Телль Арпачийи и общественным зданием, относящимся к 3-му строительному горизонту Телль Саби Абияда (p. 140). Оно представляло собой монументальную конструкцию на вершине телля, стоявшую на террасе, обнесенной каменной стеной. Фасад постройки был оформлен контрфорсами, вход был ступенчатым, а сама она, возможно, имела верхний этаж. Внутри здание разделялось на множество (около 20) мелких комнат, неудобных для использования в качестве жилых. П. М. Аккерманс полагает, что там располагались общественные хранилища. Анализ архитектуры и других свидетельств приводит авторов к выводу о сохранении и доминировании в халафскую эпоху «демократических» традиций (p. 141).
- Akkermans P. M. M. G., Verhoeven M. An Image of Complexity — The Burn Village at Late Neolithic Sabi Abyad, Syria // American Journal of Archaeology. 1995. Vol. 99. P. 5-32.
В статье рассматривается комплекс общественных хранилищ в центре так называемой «Сгоревшей деревни» на Телль Саби Абияде, откуда происходят весьма интересные и лучше других сохранившиеся материалы, обнаруженные по преимуществу in situ. «Сгоревшая деревня» соответствует уровню 6, площадь раскопа составила 500 кв. м. Комплекс свидетельств из этого слоя демонстрирует переходный характер данных. Здесь вместе с халафской керамикой был собран архаичный кремневый инвентарь и ряд артефактов, связанных происхождением с хассунской и самаррской культурами. По регулярности, четкости планировки и общей композиции расположения строений архитектурные остатки, как отмечают исследователи памятника, напоминают организацию поселений Северо-Восточной Сирии конца VII — начала VI тыс. до н. э., в частности Букрас, где регулярно построенные здания рассматриваются как свидетельство осуществлявшегося социального контроля.
В «Сгоревшей деревне» были исследованы пять прямоугольных многокомнатных конструкций (здания I-V), четыре толоса (здания VI-IX) и семь сильно различающихся по форме и размерам печей, сконцентрированных напротив здания III и с восточной стороны от него.
Материалы раскопанного участка поселения свидетельствуют о том, что постройки возводились в соответствии со строго установленными правилами, с соблюдением принципов повторения и единообразия. Высока вероятность общего руководства строительством данного комплекса, пока раскопанного лишь частично. По характеру заполнения было определено функциональное назначение конструкций — в основном, бытовое или хозяйственное. В целом, исследованные остатки архитектуры «Сгоревшей деревни» демонстрируют унифицированный характер строительства на поселении (р. 9-19, 29-30, fig. 3-6).
Вместе с тем, комплексы артефактов, полученные из некоторых помещений — комнат 6 и 7 здания II, 6 и 7 здания V, 2, 3 и 4 толоса VI — явно неординарны. В них, помимо множества различного типа керамических свидетельств, каменных орудий, костяных изделий, было найдено значительное количество так называемых «снарядов для пращи» (небольших смоделированных глиняных шариков) и так называемых «фишек», или «токенов» (мелких предметов из обожженной на солнце глины в форме конусов, дисков, сфер и т. п.). Кроме того, по свидетельству исследователей памятника, в указанных помещениях были сконцентрированы сотни печатей и их оттисков, среди которых различают 67 различных вида; а также дюжины схематично выполненных глиняных женских статуэток и меньшее количество фигурок быков. Авторы раскопок считают, что эти комнаты, которые сильно отличались от остальных своим наполнением, служили своего рода «архивами», где хранились ценные материалы, предметы и символы, задействованные в межрегиональном обмене товарами (р. 10-13, 15, 17, 21-26, fig. 7-8, 11-15).
Вряд ли грубо сделанные из обожженной солнцем глины фигурки женщин и животных могли представлять ценность в качестве товаров такого обмена. Более вероятно их обрядовое предназначение. От большинства человеческих статуэток сохранились только нижние части. Их верхние части, иногда только головы, были отломаны -возможно, в ритуальных целях — и позже уничтожены или хранились отдельно. На памятнике была обнаружена лишь одна голова от женской статуэтки. Некоторые фрагменты фигурок имели специальные отверстия в шеях. Эта особенность свидетельствует о том, что голова могла приставляться к телу по мере необходимости (р. 25-26).
В заполнении здания V также были найдены 11 необычных глиняных объектов, которые, судя по всему, упали с крыши во время пожара. Все они довольно крупных размеров (длиной от 29 до 62 см, шириной от 16 до 41 см и высотой от 10 до 28 см), элипсовидной формы с плоским основанием. Большинство имеет одну или две неглубоких вмятины вдоль длинных сторон, еще одна часто находилась в противоположной части от основания. В двух случаях в верхних отверстиях были обнаружены рога дикого барана. Еще один объект содержал кость ноги быка, также вмурованную в глину.
Точное назначение этих предметов определить довольно сложно, тем более что аналоги им для рассматриваемого периода не известны. По мнению авторов раскопок, данные объекты являлись принадлежностью культа, представляя животных в очень стилизованной манере. Вмятины вдоль боков представляют собой следы прикрепления костей или деревянных палочек, изображавших ноги. Обнаруженные рога барана, вмурованные в противоположной стороне, вероятно, символизировали голову. Нахождение объектов выше уровня пола, среди остатков потолка и крыши, указывает на то, что первоначально они были установлены на крыше строения V. Соответственно, там и осуществлялись связанные с ними культовые действа (р. 11, 15-16).
Очень четкое совпадение месторасположения данных предметов, антропо- и зооморфных фигурок, фишек (токенов), «снарядов для пращи», печатей и булл со оттисками отпечатков, а также многочисленных свидетельств керамики, костяных и каменных артефактов в отдельных помещениях уровня 6 Телль Саби Абияда представляется не случайным. Заполнение этих комнат демонстрирует аналогии с материалами «Сгоревшего дома» Телль Арпачии. Обрядовые действия, так же, как и сами символы, должны были защищать и приумножать содержимое этих помещений — хранившееся там имущество, принадлежавшее коллективу или коллективам общинников.
- Breniquet C. A propos du vase halafien de la tombe G2 de Tell Arpachiyah // Iraq. 1992. Vol. LIV. P. 69-78.
В статье рассматривается великолепный образец халафской керамики — расписная обрядовая чаша с Телль Арпачии, которая была разбита и восстановлена с помощью гипса еще в древности, в ней находился череп человека (могила G2). Этот объект неоднократно подвергался анализу со стороны исследователей (Hijara, 1978, p.125-126; Ippolitoni-Strika, 1990, p. 147-174 и др.). В статье освещены различные попытки интерпретации изображений на этом сосуде, бесспорно имевших обрядово-мифологический характер, дается подробное его описание. По мнению К. Бренике, главной темой изображения являлась «защита стада, символа общины, от нападения врагов — хищников», то есть, по большому счету, — обеспечение безопасности и процветания общины.
- Breniquet C. La disparition de la culture de Halaf: les origines de la cultute d’Obeid dans le nord de la Mesopotamie. P., 1996.
К. Бренике проводит тщательный анализ всех известных к началу 1990-х гг. данных по халафской и раннеубейдской культурам на севере Месопотамии. В результате она приходит к выводу о постепенной ненасильственной смене на данной территории Халафа Убейдом и о присутствии значительного халафского компонента в северном варианте убейдской культуры. Что касается исходного очага распространения культуры Халаф, исследовательница считает, что им был район Верхнего Тигра.
Davidson T. E. Regional Variation within the Halaf Ceramic Tradition. — Edinburg, 1977.
Davidson T. E., McKerrell H. Pottery Analisis and Halaf Period Trade in Khabur Headwaters Region // Iraq. 1976. XXXVIII. P. 45-56.
Davidson T. E., McKerrell H. The Neutron Activation Analysis of Halaf and Ubaid Pottery from Tell Arpachiyah and Tepe Gawra // Iraq. 1980. Vol. XLII. P. 155-167.
Достаточно выразительное свидетельство влияния Телль Арпачии на соседние населенные пункты в халафскую эпоху было получено во время изучения химического состава фрагментов расписной керамики, собранных в зондаже Северо-восточного участка и района А Тепе Гавры. В результате работы с халафскими образцами было установлено, что 30-40% обследованного материала было произведено на Телль Арпачии. Фактически все невысокие открытые чаши, расписные фрагменты которых происходили из халафского слоя шурфов Тепе Гавры, оказались арпачийского производства. Подводя итоги исследования, Т. Дэвидсон и Х. МакКерел заключают, что халафское поселение на Телль Арпачии на протяжении какого-то периода времени являлось постоянным поставщиком расписных сосудов определенной формы для Тепе Гавры и, судя по всему, других соседних поселений, где была обнаружена подобная керамика. При этом остальные виды глиняных изделий, фрагменты которых найдены на Тепе Гавре, — местного производства. В рассматриваемую эпоху форма предметов и художественные изображения на них (налепы из глины, резьба, роспись и пр.) несли важную смысловую нагрузку, воспринимались как знаки сакрального содержания, иногда служили для обозначения собственности или принадлежности. Весьма показателен факт, что среди черепков, собранных на Телль Арпачии, не выявлено ни одного образца производства Тепе Гавры. Таким образом, сделанное еще в 1930-е гг. М. Мэллоуэном и Дж. Роуз предположение о том, что в халафское время Телль Арпачия являлась центром производства и распространения расписных (особо значимых) керамических изделий в округе (в районе Мосула), было подтверждено лабораторным путем спустя 50 лет (Davidson, McKerrell, 1980, р. 155,163-164). Судя по имеющимся материалам, подобное положение центров, экспортировавших (но не импортировавших) обрядовую керамику в близлежащие поселки, в разных частях хабурского региона занимали также Телль Брак, Чагар Базар и Телль Халаф (Davidson, McKerrell, 1976; Davidson, 1977, p. 297- 336).
Hijara I. Three New Graves at Arpachiyah // WA. 1978. Vol. 10/2. P. 125-128.
Hijara I. The Halaf Period in Northern Mesopotamia. L., 1997.
Hijara I., Watson J. P. N., Hubbard R. N. L. B., Davies C. Arpachiyah 1976 // Iraq. 1980. Vol. 42. P. 131-154.
Дополнительные сведения о халафском поселении Телль Арпачия, которое открыл и начал исследовать в 1930-х гг. М. Мэллоуэн, были получены в ходе его повторных раскопок. В связи с тем, что экспедиция М. Мэллоуэна не довела исследование холма до материка, в 1976 г. иракским археологом И. Хиджарой были проведены специальные работы с целью изучения древнейших слоев памятника. В центральной части телля исследователь заложил три узкие траншеи длиной более 60 м (9×3 м; 40,5×2,5 м; 8×2 м). В результате этих раскопок было установлено, что халафский слой продолжается еще на 2,5 м ниже уровня ТТ 10, достигнутого М. Мэллоуэном, и, таким образом, достигает в общей сложности 7,5 м. В столь мощном слое И. Хиджара выделил 11 строительных уровней, которые, с его точки зрения, характеризуют 4 архитектурные фазы развития поселения Телль Арпачия (Hijara, 1978, р. 125, 127). На основе проведенных разведочных работ И. Хиджарой было высказано предположение о том, что Телль Арпачия занимала особое место среди халафских поселений округи. В фазу 1 (самая ранняя) Телль Арпачия представляла собой обычную деревню с теснящимися прямоугольными в плане домами, занимавшими большую часть поселения, тогда как в следующие фазы картина резко изменяется. Там теперь нет постоянных жилищ на окраинах поселения. Характер окраин, как сообщает автор раскопок, значительно отличался от района толосов, который окружили стеной (Hijara, 1978, p. 127; Hijara et al, 1980, p. 132). На этом участке не было обнаружено поселенческого мусора. Заполнение вокруг толосов состояло из чистой глины, принесенной издалека. Население в 1 и 2 фазах могло быть более многочисленным, чем в 3 и 4 фазах, культурные отложения которых были ограниченными в пространстве и не столь насыщенными. Вероятное объяснение таких изменений, по мнению И. Хиджары, состоит в том, что в течение второй фазы Телль Арпачия начала занимать особое положение ритуального центра среди окружающих поселений (Hijara, 1978, p. 127; 1997, р. 102).
Ещё одним свидетельством особой ритуальной значимости Телль Арпачии автором повторных раскопок называются погребения человеческих черепов — G1 (слой VI) и G2 (слой VII), обнаруженные в числе других захоронений в пределах района толосов. И. Хиджара считал их уникальными для халафского периода (Hijara, 1978, p. 127). Особенностью названных арпачийских погребений является нахождение черепов в сосудах.
- Ippolitoni-Strika F. A bowl from Arpachiyah and the Tradition of Portable Shrines // Mesopotamia. 1990. Vol. 25. P. 147-174.
Большой интерес представляет один из горшков, обнаруженных на Телль Арпачии в погребении G 2 (множественном захоронении черепов). Этот сосуд имеет простую форму, характерную для Халафа. Роспись снаружи сгруппирована в пять метоп, разделенных вертикальными линиями. В одной из метоп по разные стороны огромного сосуда изображены два персонажа в процессе обрядового действа. В четырех других метопах можно увидеть ряд распространенных халафских орнаментальных мотивов: букрании, мальтийские кресты, треугольники, вьющуюся ленту-змею и прочие. Внутри на стенки чаши была помещена единая реалистично изображенная сцена, в которой участвуют люди и животные. Дно сосуда с внутренней стороны украшено схематичным рисунком. Все помещенные на сосуде сцены и расписные мотивы связаны между собой и носят как повествовательный, так и символический характер.
По поводу мотива на дне чаши в 1978 г. И. Хиджара писал: «Основание чаши украшено схематичным изображением, которое может представлять архитектурный рисунок или культовый объект, например, алтарь или особое место для возлияний» (Hijara, 1978, p. 126). Ф. Ипполитони-Стрика согласна с таким объяснением (Ippolitoni-Strika, 1990, p. 161). В статье, специально посвященной известному сосуду из Арпачии, она предлагает целостное его толкование. Широко применяя межкультурные и диахронные сравнения для лучшего проникновения в суть вопроса, при этом опираясь в своих выводах преимущественно на арпачийские и близкие им материалы, исследовательница интерпретирует чашу из погребения G2 как «переносное святилище» и считает, что та воспроизводит облик некого толоса, подобно «святилищам» Чатал Хёюка, расписанного сценами ритуально-мифологического содержания и выполнявшего похожие функции. Известно, что в архаичных обществах широко применялась практика помещать одинаковые сакральные изображения, несущие определенную информацию, на различные объекты соответствующего назначения: печати, обрядовую посуду, стены святилищ, храмов и т. д. Форма сосуда действительно соотносима с формой халафских толосов простого плана. По мнению Ф. Ипполитони-Стрика, «арпачийская чаша — самое раннее на Ближнем Востоке свидетельство существования ваз, моделирующих архитектурное сооружение» (Ippolitoni-Strika, 1990, р. 148-149). Далее автор статьи на ряде иллюстрированных примеров показывает, что развитие этой традиции в Древней Месопотамии продолжалось в периоды Убейда, Урука и Джамдет-Насра; кроме того, оно хорошо фиксируется на материалах из Суз III-II тыс. до н. э. (Ippolitoni-Strika, 1990, р. 163-166, fig. U-Y).
- Mallowan M. E. L., Rose J. Ch. Prehistoric Assyria. The Excavations at Tell Arpachiyah, 1933. Oxford, 1935.
В 1933 г. совместная экспедиция Британского института археологии в Ираке и Британского музея под руководством М. Мэллоуэна проводила раскопки памятника Телль Арпачийя (Mallowan, Rose 1935), где были открыты разнообразные свидетельства убейдского времени. Кроме того, в более ранних слоях (V–X) Телль Арпачийи в четком стратиграфическом контексте были обнаружены фрагменты керамики халафского типа, а также своеобразные округлые постройки, которые археологи обозначили как «толосы». В целом, в халафских слоях ТТ 7-10 на самом телле и за его пределами было обнаружено 10 толосов. Как сообщают авторы раскопок, в основном от этих сооружений сохранились лишь каменные фундаменты (p. 7, 34). Древнейшие два из найденных на телле толосов в слоях ТТ 10-9 представляли собой отдельно стоящие круглоплановые постройки, имеющие диаметр 7 и 5,5 м, и толщину стен 0,7 и 1 м. Более поздние и более крупные толосовидные строения сложного плана были найдены в слоях ТТ 8-7. Внешний диаметр самого большого здания составлял 10 м, а вместе с примыкающей к нему прямоугольной постройкой абсолютная длина дома достигала 19 м. Толщина стен этого сооружения была от 1,35 до 1,65 м.
Авторы публикаций материалов Телль Арпачии сообщают, что самые крупные из раскопанных круглоплановых строений стояли в центре поселения, на основании чего можно предполагать их особую значимость. На неё также указывает заметно большая, чем у других современных им раскопанных зданий, толщина стен толосов. Кроме того, последовательные перестройки не затронули каменных фундаментов указанных толосов, к которым, что может отражать определенное почтение, с которым к ним относилось население. Для каждого нового здания камень доставлялся и укладывался непосредственно поверх старых оснований. Также в районе толосов была обнаружена особая яма, которая содержала многочисленные статуэтки, в основном женские, и фрагменты расписных сосудов. Два погребения G 51 и G 53, «включавшие наиболее качественную и красивую керамическую посуду», были обнаружены напротив внешней стены толоса ТТ 7; детское захоронение найдено в толосе ТТ 9. Признавая тот факт, что, по-видимому, погребение в пределах поселения считалось желательным явлением, авторы раскопок, тем не менее, используют названные свидетельства захоронений как еще один аргумент в пользу следующего заключения о том, что «толосы, вероятно, были святилищами, возможно, связанными с культом матери-богини» (p. 25, 34, 66).
Помимо арпачийских толосов, особого внимания заслуживает так называемый «Сгоревший дом», открытый английской экспедицией в верхнем халафском слое ТТ 6. Основание «Сгоревшего дома» покоилось на остатках предшествовавших круглоплановых строений в ТТ 7. Это здание прямоугольной планировки было самым крупным из раскопанных на поселении. Оно располагалось в центральной части телля и состояло из многих комнат. Инвентарь «Сгоревшего дома» включал большое количество фрагментов полихромной расписной керамики, каменные вазы, украшения, кремневые и обсидиановые орудия. Там же было найдено множество нуклеусов, каменных сколов, «палетки» для растирания красок, «большой кусок охры» и другие остатки производственной деятельности. Вместе с тем, «Сгоревший дом» содержал интересную коллекцию культовых объектов из камня и кости: плоскую известняковую женскую статуэтку, маленькую мужскую статуэтку из алебастра, миниатюрную стеатитовую чашу, 5 каменных моделей фаланг пальцев и одну настоящую фалангу человека. Интересно, что все перечисленные предметы были обнаружены вместе в одном конце комнаты и могут рассматриваться как единый набор ритуальных объектов (p.16, 17, 99; fig.5(a); pl. x.(a)).
Натуралистичная скульптура, полученная из слоев V–X Телль Арпачии, представлена сидящими женскими фигурками с поднятыми коленями или протянутыми вперед ногами и руками, поддерживающими груди. На схематичное изображение головы иногда краской наносили большие глаза с ресницами, в некоторых случаях имелся головной убор в форме невысокого цилиндра. Некоторые статуэтки изображены сидящими на толстых дисках или на своеобразном «табурете» (p. 99-100).
В комплексе, полученные на Телль Арпачии материалы позволили говорить о выделении в Междуречье новой археологической культуры, хронологически предшествующей Убейду — Халафа. М. Мэллоуэн и Дж. Роуз связывали предков «халафцев» с обитателями гор и предгорий Малой Азии.
Mallowan M. E. L. The excavations at Tell Chagar Bazar and an archaeological survey of the Habur region, 1934-35 // Iraq. 1936. Vol. 3. P. 1-87.
Mallowan M. E. L. The excavations at Tell Chagar Bazar and an archaeological survey of the Habur region: second campaign, 1936 // Iraq. 1937. Vol. 4. P. 91-177.
Mallowan M. E. L. Excavations in the Balikh valley, 1938 // Iraq. 1946. Vol. 8. P. 111-162.
Mallowan M. E. L. Excavations at Brak and Chagar Bazar // Iraq. 1947. Vol. 9. P. 1-266.
После раскопок Телль Арпачийи М. Мэллоуэн обследовал целый ряд памятников в бассейне притоков Евфрата — Хабура (в верхнем течении) и Балиха. Важные сведения по халафскому и убейдскому времени дали раскопки многослойных поселений Телль Брак и Чагар Базар (Mallowan 1936; 1937; 1947). М. Мэллоуэн провел также большую теоретическую работу, суммировав полученный материал и создав периодизацию, которая в основе своей используется археологами вплоть до наших дней. См., например:
- Mallowan M. E. L. Early Mesopotamia and Iran. L., 1965.
- Molleson T., Campbell S. Deformed Skulls at Tell Arpachiyah: The Social Context // The Archaeology of Death in the Ancient Near East. Oxford, 1995. P. 45-55.
Статья посвящена обнаруженным при раскопках Телль Арпачии деформированным черепам. Предпринята попытка выявить социальный контекст данного явления.
- Prospection archéologique du Hautе Khabur occidental (Syrie du N. E.). Vol. I. / Ed. par Bertille Lyonnet. Beirut, 2000.
Книга представляет результаты разведок, проведенных Б. Лионне и Й. Нишиаки в районе западной части Хабурского треугольника, (общая площадь раскопок составила 5000 кв. км), а также обзор предшествовавших им археологических работ в данном регионе. В рамках Хабурского проекта под руководством Б. Лионне подъемный материал собирался в 1989-1991 гг. на 130 теллях (коллекция составила около 15 тысяч предметов). Потом последовали этап камеральной обработки (в 1991-1997 гг.) и этап аналитического изучения материала. Книга представляет промежуточный результат этой работы. Подробную рецензию на русском языке см.:
- Амиров Ш. Н. Лев С. Ю. Рец. на кн.: Prospection archéologique du Hautе Khabur occidental (Syrie du N. E.). Vol. I. Edite par Bertille Lyonnet. Beirut, 2000 // Российская археология. 2002. № 3. С. 164-171.
- Oates J. Religion and Ritual in Sixth-millenium B. C. Mesopotamia // World Archaeology. 1978. Vol. 10. № 2. P. 117-124.
По мнению Дж. Оутс, серия материалов из «Сгоревшего дома» на Телль Арпачии свидетельствует о проведении там особых церемоний «ритуального разбивания». Исследовательница отмечает, что «большое количество наиболее красивых образцов расписной халафской керамики было разбито на мелкие кусочки и сильно обожжено» (p.119). В данной статье Дж. Оутс также рассматривает вероятные свидетельства подобной культовой деятельности на самаррском поселении Чога Мами.
- Spataro M., Fletcher A. Centralization or regional identity in the Halaf period? Examining interactions within fine painted ware production // Paléorient. 2010. Vol. 36/2. Р. 91-116.
На основе химического анализа состава глины расписной тонкостенной и грубой керамики с четырех халафских памятников (которые авторы статьи называют поздненеолитическими): Домуз-тепе, Телль Халафа, Чагар Базара и Телль Арпачии — делаются выводы о региональных различиях в керамическом производстве. Кроме того, подтверждается существование обмена расписной тонкостенной керамикой между расположенными далеко друг от друга халафскими поселениями.
- Oppenheim M. A. S. von, Schmidt H. Tell Halaf. Vol. 1: Die prähistorische Funde. Berlin, 1943.
Еще до Первой мировой войны, в 1911-1913 гг., барон М. фон Оппенхейм проводил раскопки дворца арамейского города Гузана (Телль Халаф), у фундамента которого он обнаружил образцы особой керамики, но ее стратиграфическую привязку тогда установить было невозможно. Эти фрагменты были опубликованы и получили рабочее обозначение «халафских». В основном, данный отчет посвящен раскопкам дворца арамейского периода.
- Wickede A. von. Chalcolithic Sealings from Arpachiyah in the Collection of the Institute of Archaeology, London // University College. Institute of Archaeology. Bulletin. Vol. 21. London, 1991.
Найденные в «Сгоревшем доме» на Телль Арпачии (позднехалафский слой) буллы с оттисками печатей первоначально были прикреплены к узлам, от которых сохранились обугленные остатки. Такие буллы покрыты оттисками печатей со всех сторон. Дисковидные глиняные пластины с оттисками не имеют следов прикрепления, а оттиски на них располагаются лишь с одной стороны. По предположению А. фон Викиде, диски могли служить чем-то вроде квитанций. Оставляя на них или буллах оттиски печатей, люди, контролировавшие обменные операции, таким образом удостоверяли сохранность вместилищ. Регулярное использование печатей — один из важнейших признаков халафской эпохи. По сравнению с предшествующим периодом, их формы более разнообразны. В большинстве случаев эти изделия изготавливали в виде подвесок, что позволяло их носить с собой. Помимо уже привычного «решетчатого» рисунка и разнонаправленных насечек, на печатях появлются и более сложные мотивы: кисти рук со сложенными пальцами, изображения животных и растений (p. 153-156).
- Tobler A. J. Excavations at Tepe Gawra. Vol. 2. Philadelphia, 1950.
В 1927, 1931 и 1932 гг. совместная экспедиция Университета Пенсильвании и Американского института восточных исследований под руководством Э. А. Спейсера провела масштабные раскопки крупного холма Тепе Гавра, находящегося в 25 км к северо-востоку от Телль Арпачии. Основное внимание уделялось урукскому периоду (на севере Месопотамии он стал обозначаться как «период Гавра») и исторической эпохе. В более ранних слоях был открыт материал убейдского и халафского времени — важные сведения по этим периодам содержатся в отчете под авторством А. Тоблера. Широкомасштабные раскопки этого объекта были посвящены, главным образом, более поздним историческим периодам, поэтому, достигнув верхнего уровня халафского слоя (ХХ), археологи заложили лишь несколько предварительных траншей. В ходе работы особое внимание уделялось юго-западному району раскопа, который на уже исследованных уровнях XVII, XVIII и XIX являлся местом расположения «зданий религиозного назначения». Открытие в юго-западном секторе ХХ слоя Тепе Гавры остатков толосовидной постройки халафского времени диаметром 5-5,25 м не дало каких-либо дополнительных данных, позволяющих судить о ее назначении.
- Perkins A. The Comparative Archeology of Early Mesopotamia. Chicago, 1949.
А. Перкинс одной из первых выявила различия между западной и восточной группами халафских памятников. Исследовательница полагала, что коренной территорией халафской культуры является район Мосула (p. 42-45).
Подготовлено и сдано в редакцию: 10.11.2014
На верхнем фото: халафский сосуд с Телль Арпачийи (автор фото: Zunki)